Неточные совпадения
Лариса. Лжете. Я
любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала
теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала
любви и не нашла… ее нет на свете… нечего и искать. Я не нашла
любви, так буду искать золота. Подите, я вашей быть не могу.
Обломов, увидев давно умершую мать, и во сне затрепетал от радости, от жаркой
любви к ней: у него, у сонного, медленно выплыли из-под ресниц и стали неподвижно две
теплые слезы.
Если Ольге приходилось иногда раздумываться над Обломовым, над своей
любовью к нему, если от этой
любви оставалось праздное время и праздное место в сердце, если вопросы ее не все находили полный и всегда готовый ответ в его голове и воля его молчала на призыв ее воли, и на ее бодрость и трепетанье жизни он отвечал только неподвижно-страстным взглядом, — она впадала в тягостную задумчивость: что-то холодное, как змея, вползало в сердце, отрезвляло ее от мечты, и
теплый, сказочный мир
любви превращался в какой-то осенний день, когда все предметы кажутся в сером цвете.
Он не договорил и задумался. А он ждал ответа на свое письмо к жене. Ульяна Андреевна недавно написала к хозяйке квартиры, чтобы ей прислали…
теплый салоп, оставшийся дома, и дала свой адрес, а о муже не упомянула. Козлов сам отправил салоп и написал ей горячее письмо — с призывом, говорил о своей дружбе, даже о
любви…
— Наташа была хорошенькая, но бесцветная, робкая натура. Она жила, пока грели лучи солнца, пока
любовь обдавала ее
теплом, а при первой невзгоде она надломилась и зачахла. Она родилась, чтоб как можно скорее умереть.
Он с
любовью артиста отдавался новому и неожиданному впечатлению. И Софья, и Марфенька, будто по волшебству, удалились на далекий план, и скуки как не бывало: опять повеяло на него
теплом, опять природа стала нарядна, все ожило.
Даже красота ее, кажется, потеряла свою силу над ним: его влекла к ней какая-то другая сила. Он чувствовал, что связан с ней не
теплыми и многообещающими надеждами, не трепетом нерв, а какою-то враждебною, разжигающею мозг болью, какими-то посторонними, даже противоречащими
любви связями.
Я вижу, где обман, знаю, что все — иллюзия, и не могу ни к чему привязаться, не нахожу ни в чем примирения: бабушка не подозревает обмана ни в чем и ни в ком, кроме купцов, и
любовь ее, снисхождение, доброта покоятся на
теплом доверии к добру и людям, а если я… бываю снисходителен, так это из холодного сознания принципа, у бабушки принцип весь в чувстве, в симпатии, в ее натуре!
Мужчины, одни, среди дел и забот, по лени, по грубости, часто бросая
теплый огонь, тихие симпатии семьи, бросаются в этот мир всегда готовых романов и драм, как в игорный дом, чтоб охмелеть в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут туда, в царство поддельной
любви, со всей утонченной ее игрой, как гастронома влечет от домашнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
Небольшие проницательные серые глаза смотрели пытливо и сурово, но теперь были полны
любви и
теплой ласки.
Старцев думал так, и в то же время ему хотелось закричать, что он хочет, что он ждет
любви во что бы то ни стало; перед ним белели уже не куски мрамора, а прекрасные тела, он видел формы, которые стыдливо прятались в тени деревьев, ощущал
тепло, и это томление становилось тягостным…
Без сомнения, иной юноша, принимающий впечатления сердечные осторожно, уже умеющий любить не горячо, а лишь
тепло, с умом хотя и верным, но слишком уж, судя по возрасту, рассудительным (а потому дешевым), такой юноша, говорю я, избег бы того, что случилось с моим юношей, но в иных случаях, право, почтеннее поддаться иному увлечению, хотя бы и неразумному, но все же от великой
любви происшедшему, чем вовсе не поддаться ему.
С ее красой
любви не знать, Бермята?
Не верю я. Таких чудес на свете
Не слыхано. Природой неизменно
Положена пора
любви для всех.
Не верю я. Но если правда, как же
Не гневаться подателю
тепла?
Удвоим же старания исправить
Невольный грех. Ужли из берендеев
На мой призыв никто не отзовется?
Кому из вас Снегурочка милее?
Кто может в ней младенческую душу
Желанием
любви зажечь, скажите!
Дочь не знает
Любви совсем, в ее холодном сердце
Ни искры нет губительного чувства;
И знать
любви не будет, если ты
Весеннего
тепла томящей неги,
Ласкающей, разымчивой…
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить на свете!
— Неправда, — резко ответил Максим, — для тебя существуют звуки,
тепло, движение… ты окружен
любовью… Многие отдали бы свет очей за то, чем ты пренебрегаешь, как безумец… Но ты слишком эгоистично носишься со своим горем…
Дома мои влюбленные обыкновенно после ужина, когда весь дом укладывался спать, выходили сидеть на балкон. Ночи все это время были
теплые до духоты. Вихров обыкновенно брал с собой сигару и усаживался на мягком диване, а Мари помещалась около него и, по большей частя, склоняла к нему на плечо свою голову. Разговоры в этих случаях происходили между ними самые задушевнейшие. Вихров откровенно рассказал Мари всю историю своей
любви к Фатеевой, рассказал и об своих отношениях к Груше.
Теплая тень ласково окружала женщину, грея сердце чувством
любви к неведомым людям, и они складывались в ее воображении все — в одного огромного человека, полного неисчерпаемой мужественной силы.
И смотрела на людей за решеткой уже без страха за них, без жалости к ним — к ним не приставала жалость, все они вызывали у нее только удивление и
любовь,
тепло обнимавшую сердце; удивление было спокойно,
любовь — радостно ясна.
Сколько жизни, сколько
тепла… сколько
любви!»
«Дядюшка! — думал он, — в одном уж ты прав, немилосердно прав; неужели и во всем так? ужели я ошибался и в заветных, вдохновенных думах, и в
теплых верованиях в
любовь, в дружбу… и в людей… и в самого себя?.. Что же жизнь?»
Александров потрясен. Он еще не перерос того юношеского козлиного возраста, когда умный совет и благожелательное замечание так легко принимается за оскорбление и вызывает бурный протест. Но кроткая и милая нотация из уст, так прекрасно вырезанных в форме натянутого лука, заливает все его существо
теплом, благодарностью и преданной
любовью. Он встает со скамейки, снимает барашковую шапку и в низком поклоне опускает ее до ледяной поверхности.
Не говоря уже об утехах
любви, как будто бы и все другое соединялось, чтобы доставить ему наслаждение: погода стояла сухая,
теплая, и когда он, при первом еще брезге зари, возвращался по совершенно безлюдным улицам, то попадавшиеся ему навстречу собаки, конечно, все знавшие Аггея Никитича, ласково виляли перед ним хвостами и казались ему добрыми друзьями, вышедшими поздравить его с великим счастьем, которое он переживал.
Вот ответ, который получало молодое сердце, жаждавшее привета,
тепла,
любви.
«Возникли ныне к жизни новые работники, сердца, исполненные
любви к земле, засорённой нами; плуги живые — вспашут они ниву божию глубоко, обнажат сердце её, и вспыхнет, расцветёт оно новым солнцем для всех, и будет благо всем и
тепло, счастливо польётся жизнь, быстро».
Я, как языческий бог или как молодое, сильное животное, наслаждался светом,
теплом, сознательной радостью жизни и спокойной, здоровой, чувственной
любовью.
Отъезжавшему казалось
тепло, жарко от шубы. Он сел на дно саней, распахнулся, и ямская взъерошенная тройка потащилась из темной улицы в улицу мимо каких-то невиданных им домов. Оленину казалось, что только отъезжающие ездят по этим улицам. Кругом было темно, безмолвно, уныло, а в душе было так полно воспоминаний,
любви, сожалений и приятных давивших слез…
Говоря это очень искренно, Бельтов немного и пококетничал: ему хотелось вызвать
Любовь Александровну на какой-нибудь
теплый ответ.
Калерия. Его
любовь должна быть
теплой и бессильной… вся — в красивых словах… и без радости. А
любовь без радости — для женщины обидна. Тебе не кажется, что он горбатый?
Несчастливцев. Мой покой в могиле. Здесь рай; я его не стою. Благодарю, благодарю! Душа моя полна благодарностью, полна
любовью к вам, грудь моя полна
теплых слез! (Утирает слезы.) Довольно милостей, довольно ласк! Я сделаюсь идолопоклонником, я буду молиться на тебя! (Закрывает лицо рукою и уходит.)
Когда он надевал шубу, то был будто ошеломлен, и лицо его выражало боль. Лаптев уже не чувствовал гнева; он испугался, и в то же время ему стало жаль Федора, и та
теплая, хорошая
любовь к брату, которая, казалось, погасла в нем в эти три года, теперь проснулась в его груди, и он почувствовал сильное желание выразить эту
любовь.
С замиранием сердца она въехала в свой двор и позвонила у двери. Ей отворила незнакомая горничная, полная, заспанная, в
теплой ватной кофте. Идя по лестнице, Юлия вспомнила, как здесь объяснялся ей в
любви Лаптев, но теперь лестница была немытая, вся в следах. Наверху, в холодном коридоре, ожидали больные в шубах. И почему-то сердце у нее сильно билось, и она едва шла от волнения.
— Мне жить хочется! — проговорил я искренно. — Жить, жить! Я хочу мира, тишины, хочу
тепла, вот этого моря, вашей близости! О, как бы я хотел внушить и вам эту страстную жажду жизни! Вы только что говорили про
любовь, но для меня было бы довольно и одной близости вашей, вашего голоса, выражения лица…
Тарас смотрел на Фому равнодушно и спокойно. Смотрел, молчал и тихо постукивал пальцами по краю стола.
Любовь беспокойно вертелась на стуле. Маятник часов глухим, вздыхающим звуком отбивал секунды. И сердце Фомы билось медленно и тяжко, чувствуя, что здесь никто не откликнется
теплым словом на его тяжелое недоумение.
Крутицкий. Пожалуй, не признавай, никому от того ни
тепло, ни холодно; а как заберет, так скажешься. Со мной было в Бессарабии, лет сорок тому назад: я было умер от
любви. Что ты смотришь на меня?
Весна
любви Дон-Кихота шла об руку с весною жизни природы, и потому в соломенном дворце было
тепло, и светло, и для двух просторно.
— Жаль только, — перервал путешественник, — что
любовь не греет у вас в России: это было бы очень кстати. Скажите, княгиня, бывает ли у вас когда-нибудь
тепло? Боже мой! — прибавил он, подвигаясь к камину, — в мае месяце! Quel pays! [Что за страна! (франц.)]
Не думалось об утрате, и невозможность раскрыла двери: вышел он на свидание к
любви своей, дал ей первый поцелуй, сказал слова нежности, встречи и прощания, всю уместил ее в сердце, широком,
теплом и любовном, как июньская ночь, когда только что распустился жасмин.
С этого дня три в черном шелестом своих платьев будили тишину темных комнат, тихо ходили, еле слышно касаясь друг друга, говорили ласковыми словами. Мелькнет узкая рука, в озарении
любви и душистого
тепла колыхнется что-то нежное: шепот ли, слившийся с шелестом платья, или заглушенная слеза: мать — сестра — невеста.
Жила ли в них еще
любовь? Надо полагать, что жила. Степан на каждой остановке все, бывало, взглянет на Настю и вздохнет. Говорить им между собою было невозможно, но два раза Настя улучила случай и сказала: «Не грусти, Степа; я все рада за тебя принять». А Степан раз сказал ей: «Вот теперь было бы идти-то нам, Настя!
Тепло, везде ночлег, — нигде бы не попались».
И — оглянулся, услыхав, что слова звучали фальшиво. Спокойное течение реки смывало гнев; тишина, серенькая и
тёплая, подсказывала мысли, полные тупого изумления. Самым изумительным было то, что вот сын, которого он любил, о ком двадцать лет непрерывно и тревожно думал, вдруг, в несколько минут, выскользнул из души, оставив в ней злую боль. Артамонов был уверен, что ежедневно, неутомимо все двадцать лет он думал только о сыне, жил надеждами на него,
любовью к нему, ждал чего-то необыкновенного от Ильи.
Стояли светлые,
теплые, лунные ночи — сладкие ночи
любви! На ложе из тигровых шкур лежала обнаженная Суламифь, и царь, сидя на полу у ее ног, наполнял свой изумрудный кубок золотистым вином из Мареотиса, и пил за здоровье своей возлюбленной, веселясь всем сердцем, и рассказывал он ей мудрые древние странные сказания. И рука Суламифи покоилась на его голове, гладила его волнистые черные волосы.
Милым сыном в то время называл он меня и жена его тоже; одевали хорошо, я им, конечно, спасибо говорю, а душа не лежит к ним, и сердцу от ласки их нисколько не
тепло. А с Ольгой всё крепче дружился: нравилась мне тихая улыбка её, ласковый голос и
любовь к цветам.
Все это было так разнообразно, ново, весело, все это так
тепло и ярко освещено было его присутствием, его
любовью, что тихое деревенское житье показалось мне чем-то давнишним и ничтожным.
Но ему было хорошо, уютно,
тепло, Анна Акимовна казалась очаровательною, оригинальною, и он думал, что приятное самочувствие, вызываемое в нем этою обстановкой, и есть именно то самое, что называется платоническою
любовью.
Одно чувство благодарности к богу за обращение материнского сердца, пламенное желание быть достойной ее
любви и
теплая молитва сохранить эту
любовь навсегда!
Встав из-за стола, она упросила мать отпустить ее с дежурства из гостиной, говоря, что у ней разболелась голова; мать позволила ей уйти, но Шатов просидел с хозяевами еще часа полтора, проникнутый и разогретый чувством искренней
любви, оживившей его несколько апатичный ум и медленную речь; он говорил живо, увлекательно, даже
тепло и совершенно пленил Болдухиных, особенно Варвару Михайловну, которая, когда Ардальон Семеныч ушел, несколько времени не находила слов достойно восхвалить своего гостя и восполняла этот недостаток выразительными жестами, к которым только в крайности прибегала.
Но кто ж она? Что пользы ей вскружить
Неопытную голову, впервые
Сердечный мир дыханьем возмутить
И взволновать надежды огневые?
К чему?.. Он слишком молод, чтоб любить,
Со всем искусством древнего Фоблаза.
Его
любовь, как снег вершин Кавказа,
Чиста, —
тепла, как небо южных стран…
Ему ль платить обманом за обман?..
Но кто ж она? — Не модная вертушка,
А просто дочь буфетчика, Маврушка…
Великий грех!.. Но чем
теплее кровь,
Тем раньше зреют в сердце беспокойном
Все чувства — злоба, гордость и
любовь,
Как дерева под небом юга знойным.
Шалун мой хмурил маленькую бровь,
Встречаясь с нежным папенькой; от взгляда
Он вздрагивал, как будто б капля яда
Лилась по жилам. Это, может быть,
Смешно, — что ж делать! — он не мог любить,
Как любят все гостиные собачки
За лакомства, побои и подачки.
И прямо рассеченной губой он упал на землю — и затих в порыве немого горя. Лицо его мягко и нежно щекотала молодая трава; густой, успокаивающий запах подымался от сырой земли, и была в ней могучая сила и страстный призыв к жизни. Как вековечная мать, земля принимала в свои объятия грешного сына и
теплом,
любовью и надеждой поила его страдающее сердце.